Ой, ну вот, ну началось, я опять загаживаю дайрю своим фикбуком
Вик как-то повлиял на меня, — уж благотворно или нет — и после этого для меня стало правило тем, что чем душевнее и любимее мне пыринг, тем ниже рейтинг, в пределах которого я его вижу. А тут как бы исключение из правил вышло небольшое, вот.
Вик как-то повлиял на меня, — уж благотворно или нет — и после этого для меня стало правило тем, что чем душевнее и любимее мне пыринг, тем ниже рейтинг, в пределах которого я его вижу. А тут как бы исключение из правил вышло небольшое, вот.
После дождя
Автор: Aru Sawa
Фэндом: Haikyuu!
Пэйринг или персонажи: Цукишима Кей / Ямагучи Тадаши
Рейтинг: R
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Повседневность, Занавесочная история
Размер: Мини, 4 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
Цукишима оставался у него всякий раз после дождя.
Посвящение:
Вите
Публикация на других ресурсах:
Ой, да бросьте вы.
Примечания автора:
Я долго к этому шёл на самом деле -_\
Порно здесь нет. Обычный подростковый петтинг. Но всё же я очень рад, что худо-бедно, но родил эту работу.
И да. Дождефилизм заразен.
[линк на Фикбук]
Ямагучи продолжал блуждать взглядом по безлюдным улицам, будто смотрел совсем в другую реальность. Другую почти в прямом смысле – она делалась далёкой, хотя и была в пределах видимости, и неизвестной, хотя он и знал её как свои пять пальцев вместе с мозолями. Она делалась другой неосознанно, хотя на деле Ямагучи прекрасно осознавал почему.
И ответ был прост – потому что за тем отрезком реальности сейчас не было Цукишимы.
Он был рядом, в паре шагов. Не читал попавшиеся под руку книги с полок, не щёлкал по клавишам телефона – просто полулёжа подпирал подушки на заправленной кровати, молчал и устало вглядывался в стену напротив. Даже наушники продолжали безучастно свисать с шеи, лишь в силу привычки не спрятанные в сумку.
Изредка – в моменты, когда Ямагучи снова переводил взгляд на окно – Цукишима поднимал на него глаза. И именно в эти моменты Ямагучи замирал и словно принимался что-то высматривать из гущи сумерек. Не то боясь, не то не решаясь пересечься с Цукишимой взглядами – он зачем-то вёл своеобразную безобоюдную игру в гляделки с единственной – не то пугливой, не то трепетной – мыслью в голове.
«Снова».
Цукишима оставался у него всякий раз после дождя. Всякий раз, когда двор пах сыростью, мокрой пылью, когда лужи в выбоинах на старом асфальте отражали ветки и линии электропередач, спустя нудный перестук шагов Ямагучи раз за разом слышал одну и ту же фразу.
– Я останусь у тебя?
Вопрос-утверждение, на которое нельзя ответить отказом. Не вышло бы.
Так продолжалось раз за разом: в комнате, в окружении книжек и вещей и в тишине, которые начинали казаться Ямагучи уютными только тогда, и ни в какие другие моменты. Только тогда, когда Цукишима устало бродил взглядом по корешкам книг, только тогда, когда он мял меж пальцев колючий плед. Только тогда, когда расстёгивал гакуран на несколько пуговиц и начинал обмахиваться одной из тетрадок Ямагучи – после весенних дождей порой было довольно душно.
Только спустя неопределённый промежуток тишины Ямагучи робко интересовался, зачем Цукишима остался у него, с ним. Но тот ни разу не давал определённого ответа, они всегда были размытыми и неубедительными – то домой по мокрым лужам возвращаться не хотелось, то дождь застать снова, будучи без зонтика (который он никогда и не носил, полагаясь на предусмотрительность Тадаши).
Порой Цукишима вовсе не мудрствуя лукаво ссылался на лень и с замученным выражением лица откидывался на кресло, изучая лампочки на потолке.
Но сейчас – совсем иначе. Ямагучи до сих пор проматывал в голове сцену, когда, заслышав звонок и побежав открывать, увидел на пороге дома Цукишиму. Цукишиму – который заявился к нему в выходной. Который прятал руки в карманах, переминался с одной хлюпающей подошвы на другую и смотрел как-то хмуро и в то же время чуть жалостливо, как кот.
Ямагучи вмиг засуетился, невпопад задавая глупые вопросы, интересуясь, нужно ли что, и указывая путь в ванную, несмотря на то, что дорогу к ней Цукишима знал уже давно достаточно хорошо. Он не объяснялся, да и в целом практически молчал – лишь вяло отмахивался от чересчур неуместных вопросов Тадаши, для которого Цукишиму не иначе как застигло стихийное бедствие, но уж никак не лёгкий ливень.
К слову, Кей даже не намок – намокли только кроссовки, которые не выдержали на своём пути несколько десятков луж. Ямагучи удивило, что он надел их на босую ногу – будто бы в спешке – и даже предложил ему пару ворсистых тапочек, от которых Цукишима всё равно отказался, как и от десятка других предложений. Казалось, что ему ничего не было нужно – просто находиться здесь, просто молчать, просто… быть рядом?
– Цукки, я хотел спросить…
Ямагучи осёкся, и в следующий миг снова повернулся к окну, мотнул головой и сжал в полоску губы. Спросить у Цукишимы, зачем он пришёл в этот раз было бы куда логичнее, чем в прочие пасмурные дни, но он не решался – не то не хотел знать ответ, не то тешил себя надеждой, что на этот раз – просто так, без причины, без вялых отмазок, которые явно играли на руку.
Но Цукишима уже отвлёкся от своей прострации и чуть обеспокоенно смотрел Ямагучи в глаза. Взгляд до боли привычный и уже изученный сейчас был иным – каким-то ироничным и тёплым. Взгляд, который сам диктовал, что следовало сказать.
Ямагучи снова скривил рот в оправдательную улыбку и чуть прикрыл веки.
– Уже поздно. Тебе расстелить футон или на диване устроишься?
Цукишима поначалу молчал – но зачем-то поднялся с дивана, машинально запустив ладонь за шею. Ямагучи вскинул брови и как-то шумно выдохнул – он меньше всего хотел услышать ответ в духе «На самом деле мне уже пора». Но он его не получил.
– Я пока не собирался спать, – ответил Цукишима на выдохе и Ямагучи снова не выдержал зрительного контакта – медленно обернулся к окну и закивал, будто сам себе.
Половицы тихо заскрипели: каждый шаг был медленным и мягким, почти кошачьим. Ямагучи вслушивался в этот скрип и одновременно чувствовал, как сердце поднимало бунт, как в мочках ушей ощутимо щипало и как сбивалось дыхание – уже не своё.
Цукишима дышал над самым ухом – отрывисто и слышно, как монотонный шум ракушек, которые Ямагучи любил с детства. Ладони – до невозможности холодные – сомкнулись на предплечьях, медленно метались от локтей к запястьям. Сухие губы касались шеи беспорядочно, бесшумно и неспешно.
Ямагучи лишь кротко вздрагивал, непроизвольно вжимая в голову в плечи, но на шумном выдохе зажмурился, медленно обернулся и подался вперёд, утыкаясь носом в ключицу и цепляясь пальцами по обе стороны воротника.
Холодные пальцы уже касались щёк и скул; Цукишима слегка отстранился и мягко, но уверенно поддел подбородок. Ямагучи приоткрыл глаза и смотрел с неопределённостью, но улыбался – робко и едва заметно. Цукишима почти сходу подался вперёд, примыкая к улыбке губами – неуверенно, но осторожно и трепетно, не выпуская подбородка из тонких пальцев, не уводя ладоней со складок рубашки.
Сбивчивое дыхание перерастало в стоны – негромкие и порой снова тонувшие меж губ, как краткие сигналы; ладони метнулись ниже, соскальзывая с талии – к пуговицам и замкам. Цукишима ненадолго застыл, проведя пальцем по резинке белья; смотрел он даже не вниз – перед собой, в обеспокоенные глаза, на трогательные веснушки, на улыбку, которая давалась будто через силу.
В охристых глазах на долю секунды прошмыгнула заминка.
– А может не…
Не дав Цукишиме закончить, Ямагучи резко замотал головой и только требовательно сжал руку Цукишимы у самого запястья, будто не давая отступить. Цукишима кивнул и прижался губами к плечу, одновременно запуская ладонь под боксеры.
Ямагучи всхлипнул и неуклюже, почти вслепую принялся нашаривать замок на брюках Цукишимы, но тот почти сразу перехватил подрагивающие пальцы и прижался ближе, суетливо звякая собачкой и приспуская брюки на пару с бельём книзу.
Движения были неторопливыми, тягучими – пальцы Цукишимы сначала оцепенело застыли на члене, но секундой позднее перехватили сразу оба, временами касаясь чужих – робких и тёплых пальцев.
Ямагучи стыдливо прижимался лбом к шее Цукишимы, жмурился и тихо стонал, чуть покусывая кожу ключицы. Он едва сдерживался, чтобы не застонать в голос, прикусывал губы и помыкивал от движений, становящихся резкими, от ощущения трения плоти о плоть, кожи о кожу.
– Цукки, я… Скоро…
Полушёпот Цукишима разобрал сразу и поспешил его прервать – снова прижавшись губами к чужим.
Ямагучи стонал уже в поцелуй, непроизвольно прикусив губу и толкнувшись в кулак – в последний раз. Перед глазами едва не плыло, когда он почувствовал, что ноги его не держат, но Цукишима вовремя разорвал поцелуй и прижал Ямагучи к стенке, держа за талию и шумно дыша в самое ухо. Он стоял так ещё долго – вжимаясь в стенку, переводя дыхание и лепеча что-то невнятное, чего Ямагучи разобрать не мог.
Сквозь форточку продолжал дуть душный ветер, вороша нетронутые тетради на письменном столе – Ямагучи зачем-то считал каждое перелистывание вместо пресловутых овец.
С дивана беспорядочно свисали вещи, некоторые из которых – так до конца и не просушенные, а футон так и лежал мешком на дне шкафа. Цукишиме он так и не понадобился – ведь он спал рядом, в сантиметрах, на тесной деревянной койке. Временами чуть ворочался, водил ладонями вдоль складок одеяла и негромко помыкивал сквозь сон, но даже не это Ямагучи мешало спать. Что же на самом деле – он не знал и сам.
Об одном Ямагучи больше не думал – что так и не спросил, зачем Цукишима пришёл к нему.
Он уже вряд ли когда-нибудь его об этом спросит.
Автор: Aru Sawa
Фэндом: Haikyuu!
Пэйринг или персонажи: Цукишима Кей / Ямагучи Тадаши
Рейтинг: R
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Повседневность, Занавесочная история
Размер: Мини, 4 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
Цукишима оставался у него всякий раз после дождя.
Посвящение:
Вите
Публикация на других ресурсах:
Ой, да бросьте вы.
Примечания автора:
Я долго к этому шёл на самом деле -_\
Порно здесь нет. Обычный подростковый петтинг. Но всё же я очень рад, что худо-бедно, но родил эту работу.
И да. Дождефилизм заразен.
[линк на Фикбук]
___
txt
Сквозь испещрённое каплями стекло, фонари казались размытыми растёкшимися по холсту жёлтыми пятнами. А всё, что тонуло в сумерках по ту сторону тусклых огоньков – было чем-то однородным, скучным и ненужным. Будто эти пятнышки света только очерчивали границы островка – неизведанного, тихого, но всё же обитаемого.Ямагучи продолжал блуждать взглядом по безлюдным улицам, будто смотрел совсем в другую реальность. Другую почти в прямом смысле – она делалась далёкой, хотя и была в пределах видимости, и неизвестной, хотя он и знал её как свои пять пальцев вместе с мозолями. Она делалась другой неосознанно, хотя на деле Ямагучи прекрасно осознавал почему.
И ответ был прост – потому что за тем отрезком реальности сейчас не было Цукишимы.
Он был рядом, в паре шагов. Не читал попавшиеся под руку книги с полок, не щёлкал по клавишам телефона – просто полулёжа подпирал подушки на заправленной кровати, молчал и устало вглядывался в стену напротив. Даже наушники продолжали безучастно свисать с шеи, лишь в силу привычки не спрятанные в сумку.
Изредка – в моменты, когда Ямагучи снова переводил взгляд на окно – Цукишима поднимал на него глаза. И именно в эти моменты Ямагучи замирал и словно принимался что-то высматривать из гущи сумерек. Не то боясь, не то не решаясь пересечься с Цукишимой взглядами – он зачем-то вёл своеобразную безобоюдную игру в гляделки с единственной – не то пугливой, не то трепетной – мыслью в голове.
«Снова».
Цукишима оставался у него всякий раз после дождя. Всякий раз, когда двор пах сыростью, мокрой пылью, когда лужи в выбоинах на старом асфальте отражали ветки и линии электропередач, спустя нудный перестук шагов Ямагучи раз за разом слышал одну и ту же фразу.
– Я останусь у тебя?
Вопрос-утверждение, на которое нельзя ответить отказом. Не вышло бы.
Так продолжалось раз за разом: в комнате, в окружении книжек и вещей и в тишине, которые начинали казаться Ямагучи уютными только тогда, и ни в какие другие моменты. Только тогда, когда Цукишима устало бродил взглядом по корешкам книг, только тогда, когда он мял меж пальцев колючий плед. Только тогда, когда расстёгивал гакуран на несколько пуговиц и начинал обмахиваться одной из тетрадок Ямагучи – после весенних дождей порой было довольно душно.
Только спустя неопределённый промежуток тишины Ямагучи робко интересовался, зачем Цукишима остался у него, с ним. Но тот ни разу не давал определённого ответа, они всегда были размытыми и неубедительными – то домой по мокрым лужам возвращаться не хотелось, то дождь застать снова, будучи без зонтика (который он никогда и не носил, полагаясь на предусмотрительность Тадаши).
Порой Цукишима вовсе не мудрствуя лукаво ссылался на лень и с замученным выражением лица откидывался на кресло, изучая лампочки на потолке.
Но сейчас – совсем иначе. Ямагучи до сих пор проматывал в голове сцену, когда, заслышав звонок и побежав открывать, увидел на пороге дома Цукишиму. Цукишиму – который заявился к нему в выходной. Который прятал руки в карманах, переминался с одной хлюпающей подошвы на другую и смотрел как-то хмуро и в то же время чуть жалостливо, как кот.
Ямагучи вмиг засуетился, невпопад задавая глупые вопросы, интересуясь, нужно ли что, и указывая путь в ванную, несмотря на то, что дорогу к ней Цукишима знал уже давно достаточно хорошо. Он не объяснялся, да и в целом практически молчал – лишь вяло отмахивался от чересчур неуместных вопросов Тадаши, для которого Цукишиму не иначе как застигло стихийное бедствие, но уж никак не лёгкий ливень.
К слову, Кей даже не намок – намокли только кроссовки, которые не выдержали на своём пути несколько десятков луж. Ямагучи удивило, что он надел их на босую ногу – будто бы в спешке – и даже предложил ему пару ворсистых тапочек, от которых Цукишима всё равно отказался, как и от десятка других предложений. Казалось, что ему ничего не было нужно – просто находиться здесь, просто молчать, просто… быть рядом?
– Цукки, я хотел спросить…
Ямагучи осёкся, и в следующий миг снова повернулся к окну, мотнул головой и сжал в полоску губы. Спросить у Цукишимы, зачем он пришёл в этот раз было бы куда логичнее, чем в прочие пасмурные дни, но он не решался – не то не хотел знать ответ, не то тешил себя надеждой, что на этот раз – просто так, без причины, без вялых отмазок, которые явно играли на руку.
Но Цукишима уже отвлёкся от своей прострации и чуть обеспокоенно смотрел Ямагучи в глаза. Взгляд до боли привычный и уже изученный сейчас был иным – каким-то ироничным и тёплым. Взгляд, который сам диктовал, что следовало сказать.
Ямагучи снова скривил рот в оправдательную улыбку и чуть прикрыл веки.
– Уже поздно. Тебе расстелить футон или на диване устроишься?
Цукишима поначалу молчал – но зачем-то поднялся с дивана, машинально запустив ладонь за шею. Ямагучи вскинул брови и как-то шумно выдохнул – он меньше всего хотел услышать ответ в духе «На самом деле мне уже пора». Но он его не получил.
– Я пока не собирался спать, – ответил Цукишима на выдохе и Ямагучи снова не выдержал зрительного контакта – медленно обернулся к окну и закивал, будто сам себе.
Половицы тихо заскрипели: каждый шаг был медленным и мягким, почти кошачьим. Ямагучи вслушивался в этот скрип и одновременно чувствовал, как сердце поднимало бунт, как в мочках ушей ощутимо щипало и как сбивалось дыхание – уже не своё.
Цукишима дышал над самым ухом – отрывисто и слышно, как монотонный шум ракушек, которые Ямагучи любил с детства. Ладони – до невозможности холодные – сомкнулись на предплечьях, медленно метались от локтей к запястьям. Сухие губы касались шеи беспорядочно, бесшумно и неспешно.
Ямагучи лишь кротко вздрагивал, непроизвольно вжимая в голову в плечи, но на шумном выдохе зажмурился, медленно обернулся и подался вперёд, утыкаясь носом в ключицу и цепляясь пальцами по обе стороны воротника.
Холодные пальцы уже касались щёк и скул; Цукишима слегка отстранился и мягко, но уверенно поддел подбородок. Ямагучи приоткрыл глаза и смотрел с неопределённостью, но улыбался – робко и едва заметно. Цукишима почти сходу подался вперёд, примыкая к улыбке губами – неуверенно, но осторожно и трепетно, не выпуская подбородка из тонких пальцев, не уводя ладоней со складок рубашки.
Сбивчивое дыхание перерастало в стоны – негромкие и порой снова тонувшие меж губ, как краткие сигналы; ладони метнулись ниже, соскальзывая с талии – к пуговицам и замкам. Цукишима ненадолго застыл, проведя пальцем по резинке белья; смотрел он даже не вниз – перед собой, в обеспокоенные глаза, на трогательные веснушки, на улыбку, которая давалась будто через силу.
В охристых глазах на долю секунды прошмыгнула заминка.
– А может не…
Не дав Цукишиме закончить, Ямагучи резко замотал головой и только требовательно сжал руку Цукишимы у самого запястья, будто не давая отступить. Цукишима кивнул и прижался губами к плечу, одновременно запуская ладонь под боксеры.
Ямагучи всхлипнул и неуклюже, почти вслепую принялся нашаривать замок на брюках Цукишимы, но тот почти сразу перехватил подрагивающие пальцы и прижался ближе, суетливо звякая собачкой и приспуская брюки на пару с бельём книзу.
Движения были неторопливыми, тягучими – пальцы Цукишимы сначала оцепенело застыли на члене, но секундой позднее перехватили сразу оба, временами касаясь чужих – робких и тёплых пальцев.
Ямагучи стыдливо прижимался лбом к шее Цукишимы, жмурился и тихо стонал, чуть покусывая кожу ключицы. Он едва сдерживался, чтобы не застонать в голос, прикусывал губы и помыкивал от движений, становящихся резкими, от ощущения трения плоти о плоть, кожи о кожу.
– Цукки, я… Скоро…
Полушёпот Цукишима разобрал сразу и поспешил его прервать – снова прижавшись губами к чужим.
Ямагучи стонал уже в поцелуй, непроизвольно прикусив губу и толкнувшись в кулак – в последний раз. Перед глазами едва не плыло, когда он почувствовал, что ноги его не держат, но Цукишима вовремя разорвал поцелуй и прижал Ямагучи к стенке, держа за талию и шумно дыша в самое ухо. Он стоял так ещё долго – вжимаясь в стенку, переводя дыхание и лепеча что-то невнятное, чего Ямагучи разобрать не мог.
___
Сквозь форточку продолжал дуть душный ветер, вороша нетронутые тетради на письменном столе – Ямагучи зачем-то считал каждое перелистывание вместо пресловутых овец.
С дивана беспорядочно свисали вещи, некоторые из которых – так до конца и не просушенные, а футон так и лежал мешком на дне шкафа. Цукишиме он так и не понадобился – ведь он спал рядом, в сантиметрах, на тесной деревянной койке. Временами чуть ворочался, водил ладонями вдоль складок одеяла и негромко помыкивал сквозь сон, но даже не это Ямагучи мешало спать. Что же на самом деле – он не знал и сам.
Об одном Ямагучи больше не думал – что так и не спросил, зачем Цукишима пришёл к нему.
Он уже вряд ли когда-нибудь его об этом спросит.
код с: